Так описал ситуацию прокурор города Сумы Сергей Мирошниченко на пресс-конференции 3 мая, посвященной расследованию смерти в Ковпаковском райотделе милиции.

Пресс-конференция стала своего рода ответом прокурора на пикет жен задержанных милиционеров, проходивший утром того же дня возле городской прокуратуры.

Вывод киевских экспертов

— В соответствии с выводом (я цитирую), «экспертом установлено, что на теле Ходакова выявлены многочисленные телесные повреждения в области головы, туловища, верхних и нижних конечностей, которые в данном случае рассматриваются в комплексе, поскольку они привели к развитию угрожающего для организма состояния — травматический шок — и смерти». Это говорит о том, что у человека от полученных телесных повреждений наступил травматический шок. От боли наступила смерть. В данном случае как мы должны были поступить?!

Заметьте: здоровый 32-летний человек попадает в кабинет к работникам милиции, не имея никаких патологий, никаких предпосылок к тому, что у него вдруг случится там сердечный приступ и так далее, и в течение определенного времени, по заключению судебно-медицинской экспертизы, получает массу телесных повреждений.

— Известно ли, чем именно и как причинялись Ходакову телесные повреждения?

 — Здесь очень много телесных повреждений. И удары, в том числе и следы удушения, есть. Представьте: как можно наносить удары и каким образом это должно наноситься, что 32-летний молодой человек умер от боли?!

Что за бюро

 — Это учреждение — единственное, которое проводит комиссионную экспертизу, подтверждает правильность заключения ранее проведенных экспертиз.

В данном случае по нашему требованию они приезжали в Сумы и сами проводили вскрытие, поскольку у потерпевшей и у нас были сомнения в правильности заключения первоначальной экспертизы. Труп поместили в холодильник и хранили до тех пор, пока эти люди не приехали. Это, кстати, случай очень редкий. На моей памяти — практически 20 лет работаю в прокуратуре — это первый случай, когда главное бюро СМЭ проводит первичную экспертизу. Если мне не изменяет память, вскрытие длилось 6,5 часа. Единственное условие у них было: никого туда не допускать, чтобы не мешали. Они закрылись и больше шести часов не выходили оттуда вообще. Они взяли все необходимые образцы, провели анализы. Все эксперты были предупреждены об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения.

— Сколько экспертов из Киева проводили вскрытие тела Ходакова?

— Три человека, а заключение давала комиссия в составе, насколько я помню, пяти человек. Это наиболее опытные эксперты в Украине. Лучших у нас нет.

— А в комментариях к материалам о задержании работников милиции звучала информация о том, что киевские эксперты менее опытны, чем сумские.

— Достаточно сказать, что у одного из киевских экспертов стаж работы 45 лет. А там исследование проводила комиссия.

В данном случае выше этого бюро нет. Мы не можем сказать, что их экспертиза сделана неправильно, поскольку это специалисты высшей категории. Мы больше никуда не можем назначить экспертизу, разве что в какой-то, как в деле Гонгадзе, международной организации. Но я не думаю, что есть такая необходимость.

Заключение экспертов мы получили только 19 апреля этого года. Длительность такого проведения судебно-медицинской экспертизы обусловлена ее сложностью и проведением так называемых гистологических исследований, которые проводятся длительный срок.

Действиям сумских экспертов дадут оценку

— Как же получилось, что результаты сумской экспертизы кардинально отличаются от киевской и следствие пошло в другом направлении?

— Вопрос действительно резонный. Я вам скажу так: следствие как шло в одном направлении, так и продолжается сейчас. Однозначно: эти вопросы будут исследоваться. Не может быть, что сначала одно заключение, а потом другое. Заключению экспертов будет дана своя оценка. Я в этой области не специалист. Есть судебно-медицинская экспертиза в Киеве, в данном случае бюро, которое проводило экспертизу. Они дадут заключение в рамках расследования уголовного дела по сумской экспертизе. И мы тоже дадим оценку этому в рамках уголовного дела. Поймите: я так же, как и вы, не врач. Вы ж не можете поставить диагноз кому-то по каким-то внешним признакам. И я не могу.

— Вы сказали: первичной сумской экспертизе будет дана оценка. Уточните, какой может быть эта оценка.

— Если это была ошибка, то это одно. Если преступная халатность — совершенно другое. А если это было сделано умышленно — третье. Я не могу сейчас сказать, какой будет оценка. Мы не провели в полной мере расследование по данному вопросу.

— Ходят слухи, что изначально на теле Ходакова не было телесных повреждений, а потом, во время киевской экспертизы, они каким-то образом появились. Как Вы это прокомментируете?

— Так были они! Их было видно. Я, как прокурор города, выезжал туда. Были следы от наручников, были ссадины, гематомы. Но там оно вязалось под определенную версию, которую выдвинули работники милиции. Вязалось, что он там начал оказывать неповиновение, пытался нанести себе телесные повреждения. Это вязалось с их версией. Мы не можем первоначально не верить, не имея никаких данных. Мы, естественно, проверяли их версии. И не только их. Есть ряд свидетелей — я не буду их называть.

Да, по некоторым телесным повреждениям заключения экспертиз пересекаются, но самое основное — это причина смерти. Если там панкреатит, человек вдруг от приступа панкреатита умер — это одно. А если от болевого шока — это другое. Какую боль надо причинить?! Он был высокий человек, крепкого телосложения, у него не было никаких проблем со здоровьем, как нами установлено в процессе расследования уголовного дела. Были истребованы материалы из всех больниц на территории города. Нет никаких данных о том, что он болел.

— Киевская экспертиза исследовала этот вопрос — были у него какие-то хронические заболевания?

— Ответили: «Нет».

Под стражу. «Они могли повлиять на ход следствия, скрыться»

— После получения киевского заключения следователем было принято и мною поддержано решение о задержании трех сотрудников милиции. Нами и первоначально, и при проведении дальнейшего следствия было установлено: непосредственно с этим человеком работали три сотрудника милиции. В дальнейшем следователем было вынесено постановление в суд об избрании к ним меры пресечения в виде содержания под стражей, которое я поддержал. Суд 27 апреля принял решение: ко всем троим избрать мерой пресечения содержание под стражей.

Суд мог бы продлить задержание до 10 суток, если бы посчитал, что мы не разобрались в данной ситуации. Однако сразу же по истечении трех суток суд принял решение об избрании меры пресечения.

Напомню: эти люди подозреваются в совершении преступления, предусмотренного ч.3 ст. 365 Уголовного кодекса Украины («Превышение власти и служебных полномочий, повлекшее тяжкие последствия в виде смерти»), которое относится к преступлениям особой тяжести. Речь идет о том, что в результате их действий наступила смерть человека. Я, может быть, задам риторический вопрос. Ну, как вы считаете: если в кабинете находится три работника милиции и один гражданский, в результате их общения человек, которого пригласили туда, оказывается вдруг неживым, то, наверное, за это должен кто-то отвечать? Правильно?!

И наказание за данный вид преступления предусмотрено от 7 до 12 лет лишения свободы. В данном случае к ним было принято решение об избрании мерой пресечения содержание под стражей. В связи с тем что это работники милиции, они могут, во-первых, повлиять на ход следствия, во-вторых — скрыться от суда и следствия.

— Скажите, сколько лет задержанным милиционерам и сколько лет они проработали в милиции? Известно, что двоим по 27, один из них проработал в милиции 3 года, второй — 4. А третий?

— Все примерно одного возраста и опыта работы.

— На них раньше поступали жалобы?

— У меня, как у прокурора, таких данных не было. Сейчас в процессе расследования все это устанавливается.

— Почему Вы не вышли сегодня к протестующим женам задержанных милиционеров?

— Скажите, я что, постоянно должен встречаться с митингующими?! Я только этим и буду тогда заниматься. Потерпевшая в свое время тоже организовала примерно пять пикетирований областной рады, прокуратуры города, областной прокуратуры. Я что, во всех этих событиях должен участвовать?! У меня нет времени для этого. Что нового я им скажу? У каждого из них есть адвокат. У них есть процессуальные права. Пожалуйста, пусть они защищают себя в рамках процессуального кодекса.

— Скажите, а может быть такое, что телесные повреждения Ходакову нанесли не задержанные вами милиционеры, а другие сотрудники?

— Каким образом? В комнате находится 4 человека, один из них погибает. Кто еще туда мог попасть? Следствием установлено, что больше никто туда не заходил.

На данном этапе проводится ряд следственных мероприятий, направленных на установление объективной истины по уголовному делу.

Уже пытаются подвести к этому политическую подоплеку и так далее. Но у нас есть материалы уголовного дела, у нас есть закон, мы действуем строго в соответствии с законом.

Встреча с женами задержанных

После пресс-конференции в кабинет к прокурору встретиться с ним и журналистами пригласили родственников задержанных милиционеров, пикетировавших здание прокуратуры.

— Смерть Ходакова наступила в январе. Насколько мне известно, сотрудники милиции до последнего дня (до их задержания. — Ред.) ходили на работу, были с оружием. Какую опасность они представляют на сегодняшний день, почему они под стражей? — спросила Наталья, супруга одного из задержанных.

— Это действующие работники милиции. Они могут повлиять как на свидетелей, так и скрыться. Здесь ситуация может быть разная. У нас в практике были случаи, когда работники милиции кончали жизнь самоубийством, узнав о предъявленном обвинении. Это право мое и следователя — обратиться в суд с постановлением об избрании меры пресечения. Но избирает ее суд. А вы считаете, что эти люди не опасны, если после разговора с ними человек умер? Вы считаете, что они не опасны?! Вы считаете, что действия ваших родственников привели к смерти и за это никто не должен отвечать?! И я до сих пор думаю, что работники милиции могут по-влиять на процесс следствия. Тем более они знают, как это делать. И воздействовать на потерпевших и свидетелей.

— Почему же раньше они не воздействовали?

— А вы об этом знаете? У меня другие данные. И я это изложил в материалах уголовного дела документально. Поэтому на данном этапе суд принял такое решение. И я считаю его обоснованным.

— Я уверена в своем сыне, — заплакала Зинаида, мать одного из задержанных.

— И я уверен. Точки в этом деле расставит суд.

— Значит, четыре месяца они работали с оружием, никого не трогали, ничего не произошло...

— Слава Богу, что ничего не произошло. Если у вас есть сомнения в моей честности, пожалуйста — у вас есть адвокат, обжалуйте мои действия. В конце концов, у вас есть право заявить отвод мне, следователю, кому угодно. Скажите, были ли у вас и у ваших родственников жалобы на мои действия или действия следователя до получения результатов экспертизы? Не было. Поэтому вы меня извините...

— Просто у бандитов есть все права, а у милиции прав никаких нет.

— А теперь вы пообщайтесь с потерпевшей, у которой осталось двое детей. После общения с Вашим сыном ее муж оказался мертвым.

«Данкор» будет следить за развитием событий.